Доколе мир стоит, доколе человеки

Жить будут на земле, дотоле дщерь небес,

Поэзия, для душ чистейших благом будет...

Николай Карамзин

Лето прошло под знаком Аллы Демидовой – чтеца и читателя.

На книжном фестивале в ЦДХ попалось любопытное издание:

Анна Ахматова «Поэма без героя»; Алла Демидова «Ахматовские зеркала: Комментарии актрисы» (М. : ПРОЗАиК, 2010).

Мне довелось слушать, как Алла Демидова читает «Реквием» Анны Ахматовой. Было ясно, что ТАК читать может не просто актриса, но ЧИТАТЕЛЬ. «Поэма без героя» – это сплошной шифр, тайнопись, загадка или магия зеркал. Удивительное построчное комментирование. Да простят меня высокочтимые учёные-филологи, комментирование без филологического занудства, но с каким знанием эпохи! Дневниковые записи и мемуары свидетелей серебряного века, их письма, стихи самой Ахматовой, просеянные сквозь собственное видение творчества ПОЭТА, дало возможность актрисе ТАК углубиться в предмет. Родилась книга комментариев. А у читателя, то есть у меня, было счастье ещё раз пережить время и судьбу Анны Ахматовой, спустя двадцать лет с первого осознанного чтения «Поэмы без героя».

Но на этом общение с Аллой Демидовой не закончилось.

Летнее дачное безделье дарит возможность слушать радио, не перехватывать новости «Эха Москвы» утром на кухне, собираясь на работу. Слушать «Радио культура», ставя себе будильник-напоминалку, что в понедельник, в 18.05 будет «Театр поэзии у микрофона» Аллы Демидовой. По воскресеньеям, в 17.10,  идёт повтор – избранное «Театра поэзии». Актриса не просто читает стихи, которые ей интересны. Она откапывает полузабытые имена, рассказывает какие-то очень личные истории, связанные с авторами или стихами. А порой, наоборот, читает, казалось бы, хрестоматийного поэта, но вкладывает в известные стихи новые интонации и смыслы.

Эпиграф, вынесенный в начало этих заметок, идёт заставкой к циклу радиопередач.

Июльских вечеров случилось у меня десять, заставивших перечитать, найти, вспомнить, открыть заново.

Первый вечер был тематический, он был посвящён русской усадьбе, даже, скорее, даче. Удивительное ощущение сидеть на веранде своего старого дома, чуть нелепого, потому что строился ещё родителями по возможной дачной моде середины прошлого века, смотреть на зелёнь сада, старые яблони, распускающиеся лилии всех мастей и слушать Надсона и Блока.

Был вечер поэтов «Сатирикона». Их имена могут сказать что-то определённое «узким» специалистам и редким любителям. Вот, к примеру, Василий Князев:

ПРИЗНАНИЕ МОДЕРНИСТА

Для новой рифмы

Готовы тиф мы

В стихах воспеть,

И с ним возиться,

И заразиться,

И умереть!

Был Саша Чёрный. Мы непременно посвятим ему одну из наших литературных пятниц.

РОЖДЕНИЕ ФУТУРИЗМА

Художник в парусиновых штанах, 

Однажды сев случайно на палитру, 

Вскричал и заметался впопыхах: 

«Где скипидар?! Давай — скорее вытру!»

Но, рассмотревши радужный каскад,

Он в трансе творческой интуитивной дрожи

Из парусины вырезал квадрат

И... учредил салон «Ослиной кожи».

Был городской сумасшедший, юродивый от поэзии Николай Глазков:

Я на мир взираю из-под столика,

Век двадцатый - век необычайный.

Чем столетье интересней для историка,

Тем для современника печальней!

Был АгнИвцев с песенками:

ПРИНЦЕССА АННА

Из своей опочивальни,

Чем-то очень огорчён,

Побледневший и печальный

Вышел в зал король Гакон...

И, как то необходимо,

Молвил, ставши на ступень:

– Здравствуй, мой народ любимый!

И сказали: «Добрый день!»

114 гофмейстеров.

30 церемониймейстеров.

48 камергеров,

345 курьеров

И 400 пажей!..

И, дрожа, как от озноба,

Продолжал Гакон король:

– Нам сейчас одна особа

Причинила стыд и боль!..

Видно нас (в том нет секрета!)

За грехи карает Бог!..

Что вы скажете на это?..

И сказали грустно: «Ох!»

114 гофмейстеров.

30 церемониймейстеров,

48 камергеров,

345 курьеров

И 400 пажей!..

– Наша дочь, принцесса Анна,

Позабыв свои дела,

Неожиданно и странно

Нынче сына родила!

Мы б узнать от вас хотели

(Будьте ж честны и прямы!), –

Кто замешан в этом деле?

И сказали тихо: «Мы!» –

114 гофмейстеров,

30 церемониймейстеров,

48 камергеров,

345 курьеров

И 400 пажей!..

Был Арсений Тарковский:

ДОМ НАПРОТИВ

Ломали старый деревянный дом

Уехали жильцы со всем добром -

С диванами, кастрюлями, цветами,

Косыми зеркалами и котами.

Старик взглянул на дом с грузовика,

И время подхватило старика,

И всё осталось навсегда как было.

Но обнажились между тем стропила,

Забрезжила в проёмах без стекла

Сухая пыль, и выступила мгла.

Остались в доме сны, воспоминанья,

Забытые надежды и желанья.

Сруб разобрали, брёвна увезли.

Но ни на шаг от милой им земли

Не отходили призраки былого

И про рябину песню пели снова,

На свадьбах пили белое вино,

Ходили на работу и в кино,

Гробы на полотенцах выносили,

И друг у друга денег в долг просили,

И спали парами в пуховиках,

И первенцев держали на руках,

Пока железная десна машины

Не выгрызла их шелудивой глины,

Пока над ними кран, как буква Г,

Не повернулся на одной ноге.

Был Михаил Лермонтов с одной из «Молитв»:

Не обвиняй меня, всесильный,

И не карай меня, молю,

За то, что мрак земли могильный

С её страстями я люблю;

За то, что редко в душу входит

Живых речей твоих струя,

За то, что в заблужденье бродит

Мой ум далёко от тебя;

За то, что лава вдохновенья

Клокочет на груди моей;

За то, что дикие волненья

Мрачат стекло моих очей;

За то, что мир земной мне тесен,

К тебе ж проникнуть я боюсь,

И часто звуком грешных песен

Я, боже, не тебе молюсь.

Но угаси сей чудный пламень,

Всесожигающий костёр,

Преобрати мне сердце в камень,

Останови голодный взор;

От страшной жажды песнопенья

Пускай, творец, освобожусь,

Тогда на тесный путь спасенья

К тебе я снова обращусь.

Был Николай Олейников с его мухами, жуками и тараканами:

ИЗ ЖИЗНИ НАСЕКОМЫХ

В чертогах смородины красной

Живут сто семнадцать жуков,

Зелёный кузнечик прекрасный,

Четыре блохи и пятнадцать сверчков.

Каким они воздухом дышат!

Как сытно и чисто едят!

Как пышно над ними колышет

Смородина свой виноград!

Был Борис Поплавский – поэт русской эмиграции с трагической судьбой:

БЕЛОЕ СИЯНИЕ

В серый день у железной дороги

Низкорослые ветви висят.

Души мёртвых стоят на пороге,

Время медленно падает в сад.

Где-то слышен на низкой плотине

Шум минут разлетевшихся в прах.

Солнце низко купается в тине,

Жизнь деревьев грустит на горах.

Осень. В белом сиянии неба

Всё молчит, всё устало, всё ждёт.

Только птица вздыхает без дела

В синих ветках с туманных высот.

Шум воды голоса заглушает,

Наклоняется берег к воде.

Замирает душа, отдыхает,

Забывает сама о себе.

Здесь привольнее думать уроду,

Здесь не видят, в мученьях, его.

Возвращается сердце в природу

И не хочет судить никого.

Последним, за пару часов перед самым отъездом, был Гамлет Александра Блока: гамлетовский цикл, навеянный юношеским спектаклем в Шахматове, где роль Гамлета исполнил Блок.

Я – Гамлет. Холодеет кровь,

Когда плетет коварство сети,

И в сердце  первая любовь

Жива – к единственной на свете.

Тебя, Офелию мою,

Увёл далёко жизни холод,

И гибну, принц, в родном краю

Клинком отравленным заколот.

Продолжение следует? Московский вихрь подхватит, подымет и будет не до стихов.

До встречи через год.

Т.В. Рудишина